23:41
Про дома и места.
В городе Тихвине, в старой части города, на центральной улице, что продолжает носить гордое имя Карла Маркса, стоит дом. Невзрачный деревянный дом, два этажа с мезонином (вроде бы это так называется), выкрашен зеленой краской, он не имеет никаких особых примет или особенностей. Это просто добротный дом, который помнит весь прошлый век. И практически всю мою семью.
Вообще, в старом Тихвине множество домов конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Они неумолимо сдают позиции более новым, современным зданиям, и честь и хвала тем из хозяев, что бережно сохраняют дух старого Тихвина, а не ляпают типовые проекты, покрытые сайдингом и скрытые за заборами из профнастила.
Я раньше и не думала, что эти невзрачные деревянные дома, кажущиеся такими хрупкими и эфемерными, настолько живучи. Мимо проходили войны и революции, менялась жизнь и государства, а они продолжают стоять и служить верой и правдой своим семьям. Не всем из них повезло, и часто правнукам тех, кто ставил их с любовью и заботой, они не нужны. Или же в годы неумолимого уплотнения там жило слишком много семей, и теперь каждому наследнику принадлежит по досточке, и никого не интересует целое... У дома, о котором я говорю, заколочен первый этаж, уже много лет он не нужен тем, кто числится ему хозяевами.
А на втором этаже продолжается жизнь. Жизнь мало изменившаяся с того самого начала двадцатого века. Правда больше не топится большая русская печь для готовки, маленькая плитка и газовый баллон заменяют ее махину, белеющую в углу кухни . И туалет пристроили в коридоре, а не во дворе: монструозный деревенский сортир, поднятый на уровень второго этажа, поражает воображение и заставляет крепче держать карманы, чтобы, не дай бог, не уронить ничего вниз...
На нежилом теперь третьем этаже комнатушки маленькие, но даже там сделана отдельная русская печка, чтобы греться и готовить. Печная система дома вообще поражает своей продуманностью и сложностью. Отдельно система печей для обогрева, в которую можно добавить дров из каждой комнаты дома, отдельно - печи для готовки. На третьем этаже печь меньше, но полноценная, с полатями... А под картонками, которыми обиты стены чуланов под крышей - газеты и гравюры конца столетней давности...
В большой комнате - смешение обстановки девятнадцатого и двадцать первого веков, живое, органичное и не мешающее друг другу. Светлая комната, в которой еще на моей памяти жила моя прабабушка Катя (в честь которой меня и назвали), и куда меня, маленькую, мало допускали. Она еще тогда стала у меня ассоциироваться с сокровищами, вроде фарфоровых статуэток, часть которых я выцыганила еще тогда.
Что-то вроде главной комнаты, где продолжает собираться моя(?) семья, в которой я не разберусь, кто кому кем приходится, без распечатки родового древа, и маленькая последняя жилая комната дома, где и живет последняя реальная обитательница дома, моя крестная, тетя Тося, которой я прихожусь вроде бы внучатой племянницей...
И это забавное чувство - ощущение внутреннего родства с местом, где был от силы три раза в жизни. Но почему-то попав снова в этот дом, я тут же почувствовала себя Дома. Да и помнила его довольно точно, хоть и была там пару раз в мелко-сознательном возрасте...
А Тихвин я помнила хуже. Хотя с моей памятью, то что я помнила хоть что-то, уже значимо. Да и изменился он с тех пор значительно, все таки город живой, и это чувствуется во всем. Он перестраивается, реставрируется и ищет свое новое лицо между успешным индустриальным центром двадцатого века и музейно-историческим, а также паломническим центром предыдущих веков. Но все равно ощущается, как что-то свое родное, хоть есть много мест, где я была в разы больше. То ли из-за рассказов, постоянно звучавших в семье, то ли из-за концентрации родных, то ли просто потому что он такой и есть...
Вообще, в старом Тихвине множество домов конца девятнадцатого и начала двадцатого века. Они неумолимо сдают позиции более новым, современным зданиям, и честь и хвала тем из хозяев, что бережно сохраняют дух старого Тихвина, а не ляпают типовые проекты, покрытые сайдингом и скрытые за заборами из профнастила.
Я раньше и не думала, что эти невзрачные деревянные дома, кажущиеся такими хрупкими и эфемерными, настолько живучи. Мимо проходили войны и революции, менялась жизнь и государства, а они продолжают стоять и служить верой и правдой своим семьям. Не всем из них повезло, и часто правнукам тех, кто ставил их с любовью и заботой, они не нужны. Или же в годы неумолимого уплотнения там жило слишком много семей, и теперь каждому наследнику принадлежит по досточке, и никого не интересует целое... У дома, о котором я говорю, заколочен первый этаж, уже много лет он не нужен тем, кто числится ему хозяевами.
А на втором этаже продолжается жизнь. Жизнь мало изменившаяся с того самого начала двадцатого века. Правда больше не топится большая русская печь для готовки, маленькая плитка и газовый баллон заменяют ее махину, белеющую в углу кухни . И туалет пристроили в коридоре, а не во дворе: монструозный деревенский сортир, поднятый на уровень второго этажа, поражает воображение и заставляет крепче держать карманы, чтобы, не дай бог, не уронить ничего вниз...
На нежилом теперь третьем этаже комнатушки маленькие, но даже там сделана отдельная русская печка, чтобы греться и готовить. Печная система дома вообще поражает своей продуманностью и сложностью. Отдельно система печей для обогрева, в которую можно добавить дров из каждой комнаты дома, отдельно - печи для готовки. На третьем этаже печь меньше, но полноценная, с полатями... А под картонками, которыми обиты стены чуланов под крышей - газеты и гравюры конца столетней давности...
В большой комнате - смешение обстановки девятнадцатого и двадцать первого веков, живое, органичное и не мешающее друг другу. Светлая комната, в которой еще на моей памяти жила моя прабабушка Катя (в честь которой меня и назвали), и куда меня, маленькую, мало допускали. Она еще тогда стала у меня ассоциироваться с сокровищами, вроде фарфоровых статуэток, часть которых я выцыганила еще тогда.
Что-то вроде главной комнаты, где продолжает собираться моя(?) семья, в которой я не разберусь, кто кому кем приходится, без распечатки родового древа, и маленькая последняя жилая комната дома, где и живет последняя реальная обитательница дома, моя крестная, тетя Тося, которой я прихожусь вроде бы внучатой племянницей... И это забавное чувство - ощущение внутреннего родства с местом, где был от силы три раза в жизни. Но почему-то попав снова в этот дом, я тут же почувствовала себя Дома. Да и помнила его довольно точно, хоть и была там пару раз в мелко-сознательном возрасте...
А Тихвин я помнила хуже. Хотя с моей памятью, то что я помнила хоть что-то, уже значимо. Да и изменился он с тех пор значительно, все таки город живой, и это чувствуется во всем. Он перестраивается, реставрируется и ищет свое новое лицо между успешным индустриальным центром двадцатого века и музейно-историческим, а также паломническим центром предыдущих веков. Но все равно ощущается, как что-то свое родное, хоть есть много мест, где я была в разы больше. То ли из-за рассказов, постоянно звучавших в семье, то ли из-за концентрации родных, то ли просто потому что он такой и есть...
Потому качаю торрент с английской озвучкой, и надеюсь, что там она будет получше звучать. 
